История, произо­шедшая с Акакием Акаки­е­вичем Башмач­киным, начи­на­ется с рассказа о его рождении и причуд­ливом его имено­вании и пере­ходит к повест­во­ванию о службе его в долж­ности титу­ляр­ного совет­ника.

Многие молодые чинов­ники, подсме­и­ваясь, чинят ему докуки, осыпают бумаж­ками, толкают под руку, — и лишь когда вовсе невмо­готу, он говорит: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — голосом, прекло­ня­ющим на жалость. Акакий Акаки­евич, чья служба состоит в пере­пи­сы­вании бумаг, испол­няет ее с любовью и, даже придя из присут­ствия и наскоро похлебав щей своих, выни­мает баночку с черни­лами и пере­пи­сы­вает бумаги, прине­сенные на дом, а если таковых нет, то нарочно снимает для себя копию с какого-нибудь доку­мента с замыс­ло­ватым адресом. Развле­чений, услады прия­тель­ства для него не суще­ствует, «напи­сав­шись всласть, он ложился спать», с улыбкою пред­вкушая завтрашнее пере­пи­сы­вание.

Однако таковую разме­рен­ность жизни нару­шает непред­ви­денное проис­ше­ствие. Однажды утром, после много­кратных внушений, сделанных петер­бург­ским морозом, Акакий Акаки­евич, изучив свою шинель (настолько утра­тившую вид, что в депар­та­менте давно имено­вали ее капотом), заме­чает, что на плечах и спине она совер­шенно сквозит. Он решает нести ее к порт­ному Петро­вичу, чьи повадки и биография вкратце, но не без деталь­ности изло­жена. Петрович осмат­ри­вает капот и заяв­ляет, что попра­вить ничего нельзя, а придется делать новую шинель. Потря­сенный названною Петро­вичем ценой, Акакий Акаки­евич решает, что выбрал неудачное время, и приходит, когда, по расчетам, Петрович похмелен, а потому и более сговорчив. Но Петрович стоит на своем. Увидев, что без новой шинели не обой­тись, Акакий Акаки­евич приис­ки­вает, как достать те восемь­десят рублей, за которые, по его мнению, Петрович возь­мется за дело. Он реша­ется умень­шить «обык­но­венные издержки»: не пить чаю по вечерам, не зажи­гать свечи, ступать на цыпочках, дабы не исте­реть преж­девре­менно подметок, реже отда­вать прачке белье, а чтобы не зана­ши­ва­лось, дома оста­ваться в одном халате.

Жизнь его меня­ется совер­шенно: мечта о шинели сопут­ствует ему, как приятная подруга жизни. Каждый месяц он наве­ды­ва­ется к Петро­вичу пого­во­рить о шинели. Ожида­емое награж­дение к празд­нику, против ожидания, оказы­ва­ется большим на двадцать рублей, и однажды Акакий Акаки­евич с Петро­вичем отправ­ля­ется в лавки. И сукно, и коленкор на подкладку, и кошка на воротник, и работа Петро­вича — все оказы­ва­ется выше всяких похвал, и, ввиду начав­шихся морозов, Акакий Акаки­евич однажды отправ­ля­ется в депар­та­мент в новой шинели. Событие сие не оста­ется неза­ме­ченным, все хвалят шинель и требуют от Акакия Акаки­е­вича по такому случаю задать вечер, и только вмеша­тель­ство некоего чинов­ника (как нарочно именин­ника), позвав­шего всех на чай, спасает смущен­ного Акакия Акаки­е­вича.

После дня, бывшего для него точно большой торже­ственный праздник, Акакий Акаки­евич возвра­ща­ется домой, весело обедает и, поси­ба­рит­ствовав без дел, направ­ля­ется к чинов­нику в дальнюю часть города. Снова все хвалят его шинель, но вскоре обра­ща­ются к висту, ужину, шампан­скому. Принуж­денный к тому же Акакий Акаки­евич чувствует необычное веселье, но, памятуя о позднем часе, поти­хоньку уходит домой. Пона­чалу возбуж­денный, он даже устрем­ля­ется за какой-то дамой («у которой всякая часть тела была испол­нена необык­но­вен­ного движения»), но потя­нув­шиеся вскоре пустынные улицы внушают ему невольный страх. Посреди огромной пустынной площади его оста­нав­ли­вают какие-то люди с усами и снимают с него шинель.

Начи­на­ются злоклю­чения Акакия Акаки­е­вича. Он не находит помощи у част­ного пристава. В присут­ствии, куда приходит он спустя день в старом капоте своем, его жалеют и думают даже сделать склад­чину, но, собрав сущую безде­лицу, дают совет отпра­виться к значи­тель­ному лицу, кое может поспо­соб­ство­вать более успеш­ному поиску шинели. Далее описы­ва­ются приемы и обычаи значи­тель­ного лица, став­шего значи­тельным лишь недавно, а потому озабо­ченным, как бы придать себе большей значи­тель­ности: «Стро­гость, стро­гость и — стро­гость», — гова­ривал он обык­но­венно. Желая пора­зить своего прия­теля, с коим не виделся много лет, он жестоко распе­кает Акакия Акаки­е­вича, который, по его мнению, обра­тился к нему не по форме. Не чуя ног, доби­ра­ется тот до дома и свали­ва­ется с сильною горячкой. Несколько дней беспа­мят­ства и бреда — и Акакий Акаки­евич умирает, о чем лишь на четвертый после похорон день узнают в депар­та­менте. Вскоре стано­вится известно, что по ночам возле Калин­кина моста пока­зы­ва­ется мертвец, сдира­ющий со всех, не разбирая чина и звания, шинели. Кто-то узнает в нем Акакия Акаки­е­вича. Пред­при­ни­ма­емые поли­цией усилия для поимки мерт­веца пропа­дают втуне.

В то время одно значи­тельное лицо, коему не чуждо состра­дание, узнав, что Башмачкин скоро­по­стижно умер, оста­ется страшно этим потрясен и, чтобы сколько-нибудь развлечься, отправ­ля­ется на прия­тель­скую вече­ринку, откуда едет не домой, а к знакомой даме Каро­лине Ивановне, и, среди страшной непо­годы, вдруг чувствует, что кто-то ухватил его за воротник. В ужасе он узнает Акакия Акаки­е­вича, коий торже­ствующе стас­ки­вает с него шинель. Бледный и пере­пу­ганный, значи­тельное лицо возвра­ща­ется домой и впредь уже не распе­кает со стро­го­стью своих подчи­ненных. Появ­ление же чинов­ника-мерт­веца с тех пор совер­шенно прекра­ща­ется, а встре­тив­шееся несколько позже коло­мен­скому будоч­нику приви­дение было уже значи­тельно выше ростом и носило преогромные усы.  Пересказала Е. В. Харитонова